Психолог фонда отвечает на вопрос, с которым обратилась приемная мама.
Наша десятилетняя дочь живет в семье уже третий год. Мы уже привыкли друг другу, и в целом, неплохо справляемся. Но иногда ее поведение приводит меня в ужас. Главная проблема — вранье. Вчера я зашла к дочери в комнату и обнаружила, что она ножницами режет на кусочки мою банковскую карту. На мой вопрос: «Что ты делаешь?», она ответила: «Это не я». В этот момент я просто ошалела. Не понимаю, какой цели служит такое бессмысленное и наглое вранье. Помогите разобраться, пожалуйста!
Алена Синкевич, психолог фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам»:
Ребенок говорит: «Это не я» в ситуации, когда его поймали за руку. Просто в эту минуту ему настолько страшно, что для него будущего не существует. Наглое вранье — это такая стратегия выживания.
В подобных ситуациях родителей возмущает не сам факт вранья, а то, что оно наглое и бессмысленное. Ребенок говорит, что не брал конфеты, но при этом у него из кармана вываливаются фантики. Иногда они выпадают так явно, что кажется, что ребенок просто просит, чтобы его остановили: «Сделайте что-то, чтобы я так не делал». И такое желание действительно может быть. Ведь у вранья очень много функций.
У детей (да и у некоторых взрослых) бывают вымышленные друзья, вымышленная отдельная жизнь, которая позволяет ему переживать те чувства, которые у него не получается пережить в реальном мире.
В обычной, благополучной ситуации понятие о правде и неправде формируется у детей примерно в четыре года. Ребенок хочет следовать правилам и не нарушать их, потому что у него уже формируется социальное поведение. Он хочет быть хорошим. Он не врет, потому что обманывать плохо, это он уже понимает. И у него уже достаточный опыт, например, он читает и слушает сказки, и он уже понимает, что такое вымысел. Он умеет отличать сказку от были, вымысел от реальности. Кроме того, к этому моменту, примерно к четырем годам, у ребенка уже сформировано умение принимать решения о том, чего именно он хочет. Он может сказать: «Я сейчас совру».
Но, повторюсь, речь о нормальном ребенке, который вырос в благополучных условиях, а не о детях, которые выросли в дисфункциональных семьях или в учреждении, которые живут в состоянии постоянного стресса.
Попав в семью, дети иногда проваливаются в то состояние, которое я описывала выше — в состояние кромешного ужаса, когда из ребенка «начинает выпадать травма», и он вообще не понимает, о чем он говорит в этот момент.
А у ребенка с тяжелым опытом может быть вообще не сформировано понятие о правде и лжи, он может не понимать, что врать нехорошо, у него может быть не сформировано представление о причинно-следственных связях. При этом еще и нет страха огорчить взрослого, потому что значимого взрослого в его жизни не было.
Обычный ребенок понимает: если я совру, мама огорчится, а я не хочу огорчать маму. В нашем случае ребенок просто говорит все, что приходит в голову.
Отличие фантазии от вранья — очень тонкое. Для того чтобы понять, что бывает сказочная реальность, а бывает реальная реальность, одно мы называем фантазией, а другое – враньем, нужен опыт. Это вообще вопрос очень субъективный, потому что я, например, знаю семьи, в которых, когда у детей появлялся вымышленный друг, родителей это раздражало, потому что они относились к этому, как к вранью. Это, конечно, история скорее о них самих, об их детском опыте, когда им выдавали черное за белое, и они сказали себе: «Никогда в жизни я больше не поверю ничему подобному».
Вранье — сложная тема. Кажется, психиатр Оливер Сакс в одной из своих книг рассказывал о пациентке, которая каждое утро в больнице, выходя к завтраку, говорила: «А знаете, я сегодня ночью родила малыша». У этой женщины был неудачный брак, она мечтала о семье и детях, симптомы ее заболевания проявлялись как фантазии, позволяющие пережить чувства, недоступные ей в реальности.
Зачем ребенок соврал? Он хотел себя спасти в этой ситуации? Он пытался пережить внутри себя какую-то другую реальность без задачи получить какие-то выгоды?
Одной женщине приемный сын рассказывал: «На перемене мы ходили на стройку. Мы там бегали и играли». Эта мама пришла в ужас, но быстро выяснила, что из школы на перемене так запросто выйти невозможно.
Каждое вранье о чем-то говорит. Первое, что мы делаем, мы пытаемся понять потребность ребенка и удовлетворить ее. Когда она удовлетворена, мы начинаем объяснять ему социальный контекст – почему это было плохое решение для удовлетворения этой потребности и как это можно удовлетворить иначе. И тогда – про «волки, волки», я тебе не поверю. А если эта история более жесткая, то это может быть и про то, что «слушай, тебя просто заберут у меня». Если ты кому-то расскажешь, что был на стройке, а я этого не знала, то люди могут подумать, что я плохая мать и тебе со мной небезопасно.
Если вранье вызывает у вас бурную ярость, надо задать себе вопрос: что сейчас со мной произошло? Что заставляет меня сжимать кулаки? Испуг, чувство вины, какие-то детские воспоминания о том, как кто-то погиб, играя на стройке?
В этот момент ребенку было важно привлечь внимание. У него нет умения просто подойти и сказать: «Мама, мне что-то грустно, побудь со мной». И он придумывает историю, которая с его точки зрения должна обеспечить ему внимание мамы. Он может неправильно рассчитать,масштаб этой истории, рассказать, например, что учительница в школе его побила. А ему просто хочется, чтобы мама его пожалела, сказала: «Бедный ты мой мальчик». То, что ему хочется внимания – одна из версий. С другой стороны, он может сказать, что учительница его побила, потому что кто-то когда-то побил его в схожей ситуации. И тогда мы имеем «выпадение травмы». Это все равно вранье, но причина другая.
Итак, сначала разбираемся, зачем ребенок это делает, даем ему то внимание, которое ему нужно. И когда он его получил, можем перейти к содержательной части и начать обсуждать, почему все-таки врать – плохо. Смотри – ты меня обманул, у когда ты придешь в следующий раз с информацией, что тебя побили, я не поверю. А ведь может быть так, что в следующий раз учительница тебя действительно побьет, а я не пойду тебя защищать.
Насколько часто случается вранье у приемных детей? У приемных детей – в 100% случаев.
В первую очередь, как всегда, смотрим, почему ребенок это сделал, пытаемся понять.
Он не понимает, что врать плохо, не умеет отличать вранье от правды, он хочет внимания, у него есть какая-то правда, он пытается понять, что там происходит? Мы реагируем на потребность. Рассказываем что-то, успокаиваем, или мы даем внимание. В перспективе еще очень важна реакция, потому что если реакция негативная и сильная у родителя, то мы не можем надеяться, что в какой-то момент ребенок начнет нам говорить правду. Если моя правда вызывает такую сильную негативную реакцию, то я буду врать всегда. Я буду варьировать вранье, искать более подходящее, но я не пойду туда, где опасно. Поэтому нужна готовность принять правду такой, какая она есть. Потому что по большому счету мы сами учим детей врать. Мы даем такую реакцию, что видно, что мы не готовы принять ситуацию такой, какая она есть. И тогда ребенок начинает искать варианты, которые мы готовы принять. А поскольку он еще маленький, это могут быть очень разные варианты. В принципе это поведение корректируется. Потому что все-таки не врать проще, чем врать. И если я вижу, что я говорю правду, а ужасной реакции на это не следует, а следует помощь и какие-то другие, выгодные мне реакции, то я буду говорить правду, потому что есть большой шанс, что я получу реальную помощь. Но это мы берем случай, когда ребенок врет от страха. Но, как мы говорили, эта причина не является единственной. А так как разные причины, то и разные рычаги.
Главное, чтобы ребенок понимал: это я придумал. Ему надо уметь отличать фантазию от лжи. В десять лет это уже вполне реально, в четыре — еще нет, он может еще путаться. Он должен приобрести какой-то опыт — это точно.
Не будем забывать и о том, что и среди социально благополучных людей есть огромное количество врунов. Например, мы часто мы прибегаем ко лжи, когда надо быстро свернуть какую-то ситуацию. Главное, что можно посоветовать родителям —не переживать слишком сильно. Вспомните, какое количество вранья подразумевает стремление быть культурным человеком. У ребенка может быть потребность в своей жизни, и когда ему задают прямые вопросы, он не может ответить: «Я не буду вам отвечать», и поэтому врет в ответ. Вранье — очень многоплановая тема.
В сентябре 2022 года при поддержке Фонда президентских грантов мы запустили онлайн-школу для приемных родителей детей с трудным поведением (посмотреть записи семинаров можно по ссылке). Это поведение, которое сформировалось вследствие опыта сиротства: например, воровство, агрессия, самоповреждающее поведение, протестное поведение и непослушание, трудности в построении привязанности и другие характерные проявления.
Мы с огромным уважением относимся к приемными родителями и понимаем, с какими трудностями им приходится сталкиваться при воспитании приемных детей, — говорит ведущая школы Алена Синкевич. — Навыки выживания в системе и навыки жизни в семье очень разные, и детям бывает трудно осознать произошедшую перемену и адаптироваться к ней. Мы работаем в проекте, который занимается помощью приемным семьям. Он существует с 2011 года, и за это время мы накопили большой опыт работы с семьями. В том числе с семьями, которые воспитывают детей с трудным поведением.
Поделиться
